● главная страница / библиотека / обновления библиотеки

В.К. Афанасьева

Гильгамеш и Энкиду.

Эпические образы в искусстве.

// М.: ГРВЛ. 1979. 220 с., вкладка. («Культура народов Востока»)

 

аннотация: ]

Книга посвящена истории культуры древнейших государств Двуречья — Шумера и Аккада. Автор рассматривает в своём исследовании изобразительное искусство (глиптику) и литературу через объединяющие их образы Гильгамеша и Энкиду — древних эпических героев Двуречья.

 

Оглавление

 

От автора. — 5

 

Глава I. Наука о глиптике Шумера и Аккада. — 11

Глава II. Гильгамеш или Таммуз? — 26

Глава III. «Фриз сражающихся». — 37

Глава IV. Амулеты-апотропеи или знаки собственности? — 56

Глава V. Шумерская литература. Этиологические мифы. — 70

Глава VI. Шумерская литература. Эпические песни о Гильгамеше. — 83

Глава VII. Шумерская литература. Сказания о героях Шумера. — 97

Глава VIII. Гильгамеш и Энкиду, эпические образы. — 110

Глава IX. Гильгамеш и Энкиду в аккадской глиптике. — 121

Глава X. Шумерийцы и аккадцы. — 139

 

Заключение. — 147

 

Указатель имён. — 152

Указатель географических названий. — 154

Указатель мифологических мотивов, имён, иконографических сюжетов и персонажей. — 155

 

Список сокращений. — 159

Библиография. — 160

 

Список иллюстраций. — 109

Список таблиц. — 172

 

Summary. — 174

 

Сравнительная таблица иконографических типажей Двуречья (середина V — середина III тысячелетия до н.э.) (пояснения к таблице-вкладке). — 191

Таблицы [I-XXIV]. — 194

 


 

От автора.   ^

 

Гильгамеш и Энкиду — великие эпические герои древнего Двуречья. На протяжении более чем двух тысяч лет о них складывали сказания и пели песни. Их имена могли бы стать такими же символами дружбы и верности, как имена Ореста и Пилада. Но к тому времени, когда создавались образы древнегреческих героев, культура, породившая легенду о Гильгамеше и Энкиду, была уже мёртвой и долго оставалась неизвестной человечеству.

 

Родиной Гильгамеша считался шумерский город Урук. Шумерийцы, основатели одной из древнейших цивилизаций мира, жившие в Двуречье уже в середине IV тысячелетия до н.э., освоили эту болотистую, но плодородную долину, образовали государства, изобрели письменность. Однако во втором тысячелетии до н.э. история этого народа становится легендарной для последующих жителей Двуречья — вавилонян и ассирийцев, наследников многого из того, что было сделано шумерийцами.

 

Шумерская культура была открыта только в конце XIX в. Но уже теперь, как ни ограничены наши знания о Шумере доступным для нас материалом, шумерология вышла из стадии первичной обработки фактов и стремится к их систематизации и осмыслению, к более глубоким и точным выводам в изученных ранее конкретных вопросах.

 

Повышенный интерес к истории культуры Шумера, который явно наблюдается сейчас и у специалистов смежных или близких областей, и у более широкого круга читателей, вполне закономерен и объясняется не модой, и даже не сенсационными находками, хотя последние играют определённую роль: сто лет назад Шлиман искал гомеровскую Трою — и нашёл, а сейчас археологи Двуречья ищут надписи и святилища легендарного героя Гильгамеша — и тоже находят!

 

Мне кажется, что я не ошибусь, если назову два главных аспекта, которые делают историю давно исчезнувших народов такой важной и такой интересной для нас.

 

Во-первых, возможность выяснить некоторые закономерности общеисторического процесса в самых разнообразных сферах человеческой деятельности, культуры и проследить тенденцию его развития. Во-вторых, желание как можно более конкретно и осязаемо представить себе наших далёких предков: в каком мире им пришлось жить, что окружало и волновало их и чем они могут быть близки и понятны нам? Мы хотели бы постичь их жизнь, почувствовать реальность их бытия.

(5/6)

 

В настоящее время многие исследователи древнего мира пытаются соединить в своих трудах эти несколько противоречивые аспекты и, решая сложные теоретические вопросы, стремятся восстановить дух и своеобразие изучаемой ими культуры.

 

Благодаря большому количеству письменных документов, дошедших до нас из Двуречья и последовательно освещающих разные периоды истории письменности, мы можем наблюдать в Шумере возникновение литературы как самостоятельного вида искусства, а затем проследить её эволюцию, зафиксированную уже на другом этапе развития, в более поздних памятниках вавилонской литературы.

 

Шумерские литературные тексты дают возможность ознакомиться с генезисом отдельных литературных жанров, самим своим возникновением обязанных появлению письменности. Надо учитывать также то обстоятельство, что письменность была изобретена для практических нужд и лишь постепенно стала обслуживать школу и культ, которые являлись основными источниками литературного творчества того времени. В шумерской литературе очень явственно обнаруживаются черты устного народного творчества, так как на первом этапе создания письменности записи литературных текстов сохранили многие формальные приёмы, используемые при рассказе и пении.

 

Но ещё задолго до того как была изобретена письменность, пластические искусства своими средствами изображали мифологические, эпические, сказочные сюжеты. На протяжении многих столетий изобразительное искусство наряду с устным творчеством питало литературу, только начинавшую делать свои первые шаги. Каковы же закономерности перехода элементов одного вида искусства в элементы другого, каково соотношение между изобразительным искусством и литературой, сперва устной, а затем обретшей также и письменную форму? Можем ли мы восстановить эту связь, кажущуюся подчас неуловимой, на основании известного нам материала, достаточно ли этого материала, чтобы мы имели право ставить подобные вопросы?

 

Несмотря на то что при изучении древних культур мы почти всегда вынуждены ограничивать поле своей деятельности исходя из характера сохранившихся и поддающихся исследованию памятников, мы уже располагаем достаточными данными, чтобы попытаться провести подобное исследование.

 

Изобразительное искусство Двуречья изучено в гораздо меньшей степени, чем, скажем, искусство древнего Египта. Памятники его сохранились не так хорошо, и пока ещё главной проблемой остаются вопросы датировки и предварительной систематизации. Единственной довольно полно представленной областью шумерского искусства по количеству и степени сохранности памятников является глиптика — каменные цилиндрические печати с вырезан-

(6/7)

ными на них изображениями. К счастью, глиптика — достаточно характерная и традиционная область древневосточного искусства, для того чтобы по ней можно было судить о характере изобразительного искусства Шумера.

 

Древние печати можно и сейчас увидеть на иракских женщинах. Они носят их в волосах, ушах, на шее как украшения или амулеты. Печати эти в большом количестве находили и находят при раскопках древних городов Двуречья, их оттиски встречаются на глиняных клинописных табличках и глиняных пломбах от корзин и кувшинов. Эти маленькие каменные предметы являются свидетелями давно исчезнувшей жизни: их вырезали и держали в руках люди, жившие за пять тысяч лет до нас, и, видимо, придавали им какое-то большое значение. Изображения на печатях удивительно наглядны и выразительны: мужчина, сидящий на троне, а из плеч его бьют струи воды, в которых плавают рыбы, женщина с ветвями, растущими из плеч, фигура с лучами за спиной. Возможно, перед нами божества или олицетворения соответственно водной стихии, растительности, солнца. Сам характер изображения наталкивает на мысль о связи этих изображений с мифологией.

 

Иногда принцип раскрытия мифологического смысла изобразительной композиции сравнивают с дешифровкой древних письмен: и в том и в другом случае нужна билингва — двуязычная надпись. До тех пор пока её нет, нет и почти никакой надежды на успех. Но рисунок не подписан. Те надписи, которые мы встречаем на печатях, с изображением не связаны, они сообщают нам обычно имя и титул владельца печати или имя его божественного покровителя. Значит, роль второй части билингвы должен составить мифологический или литературный рассказ, если мы сумеем его правильно подобрать.

 

И тут оказывается, что подбор сделать очень трудно — сюжеты изобразительного искусства и литературы при более близком сопоставлении почти не совпадают. Иногда даже высказывалась мысль о совершенно разных истоках и путях развития изобразительного и словесного искусства Двуречья. Но, видимо, дело в хронологической «несовместимости» дошедших памятников.

 

Тем не менее сравнение возможно. Нужно только найти такую группу сюжетов, которая a priori охватывала бы обе сферы искусства, и попытаться выстроить некий хронологический ряд, в котором образы пластики и литературы следовали бы друг за другом. Ещё лучше, если бы нам удалось обнаружить при этом моменты совпадения, переплетения этих образов: мы могли бы восстановить многие недостающие лакуны.

 

Образы Гильгамеша и Энкиду оказались наиболее подходящим и перспективным материалом для изучения. Они-то и явились тем звеном, которое соединило в нашем исследовании литературу и изобразительное искусство.

(7/8)

 

Письменные источники дают возможность проследить эволюцию образов этих героев почти за три тысячи лет в шумерском, вавилонском и ассирийском вариантах легенды. Когда же речь заходит об изображениях Гильгамеша и Энкиду в глиптике, то проблема становится особенно увлекательной.

 

Дело в том, что, по традиции, с именами Гильгамеша и Энкиду связывалась наиболее популярная тема в искусстве Передней Азии: борьба со львами или дикими быками. В настоящее время эта точка зрения ещё встречается в научной литературе, хотя человеку, сражающемуся со львами, давали имена и других героев кроме Гильгамеша, например Думузи, Аданы и т.д. В последние годы высказывается предположение (и при этом приводятся весьма веские доводы), что герой Гильгамеш был исторической личностью, царём, и период его правления приходится примерно на XXVII в. до н.э. Вряд ли в это же самое время он мог изображаться на печатях в виде мифологического персонажа. Однако сцены сражений со львами и другими животными появляются уже в конце IV тысячелетия до н.э., а в XXVII-XXVI вв. до н.э. становятся излюбленным сюжетом в глиптике. Чьи же это изображения?

 

Круг исследуемой глиптики, таким образом, тоже определился весьма чётко. Это памятники так называемых раннединастического и аккадского периодов в истории Двуречья — времени наибольшего распространения сюжета, который в научной литературе получил название «фриз сражающихся» (приблизительно XXVII — XXV вв. до н.э.). Изображения людей и фантастических существ, обнимающих разных животных или нападающих на них (главная тема «фриза» в раннединастический период), занимает более 80% всех сюжетных сцен в глиптике этого времени; к аккадскому периоду таких сцен становится меньше. Таким образом, и в количественном отношении памятники изобразительного искусства, так же как и литературные, дали достаточный материал для исследования и сопоставления.

 

Разнородный и сложный характер материала определил план построения настоящей книги: главы, посвящённые глиптике, перемежаются с главами о литературе, а теоретические вопросы рассмотрены по ходу изложения и не составляют специальной главы. Оказалось целесообразнее начать не с литературных источников, а с хронологически более ранней глиптики, чтобы установить, насколько правомерна сама попытка сопоставить «фриз сражающихся» с литературными образами, и выяснить, какова функция печати и как это может быть связано с вырезанными на ней изображениями.

 

Две первые главы следует рассматривать как вводные; в отличие от последующих глав они рассчитаны в большей степени на широкого читателя, чем на специалистов. Первая глава в общих

(8/9)

чертах знакомит читателя с историей публикования и основными направлениями в изучении шумеро-аккадских печатей, вторая излагает отношение специалистов к предполагаемым изображениям Гильгамеша и Энкиду.

 

Различен и принцип изложения материала. В ряде случаев пришлось отказаться от полного и подробного освещения темы, отослав желающих к специальной литературе, с тем чтобы сосредоточить своё внимание на отдельных деталях. Так, очень суммарно представлена не подвергавшаяся нами специальному исследованию додинастическая глиптика, без знакомства с которой, однако, трудно понять глиптику раннединастическую. В этом случае рекомендуется монография П. Амье (P. Amiet, La glyptique mésopotamienne archaïque, Paris, 1961 [68] [1]), на которую читатель найдёт неоднократные ссылки в нашей книге.

 

В главах о раннединастической глиптике, где основной упор сделан на исследовании иконографических особенностей и выяснении функций главных персонажей «фриза сражающихся», опущена социальная и политическая характеристика периода, которая подробно и обстоятельно изложена в работах советских исследователей, в частности в работе И.М. Дьяконова «Общественный и государственный строй древнего Двуречья» (М., 1959, [17]). Но в главе, посвящённой глиптике Аккада, было необходимо хотя бы вкратце дать оценку политической и социальной жизни аккадского периода, так как перемены, происшедшие в это время, сыграли значительную роль в формировании идеологии и эстетических вкусов общества. Стилистическую же характеристику аккадской глиптики можно было здесь свести до минимума, она достаточно подробно изложена во вступительных главах; кроме того, специально интересующийся читатель может обратиться к монографии Р. Бёмера (R.М. Boehmer, Die Entwicklung der Glyptik während der Akkad-Zeit, Berlin, 1965, [71]).

 

То же самое относится и к главам о литературе: всегда внимание было сосредоточено на какой-то одной стороне вопроса, особенно важной для данной темы, которая и выделялась, иногда, быть может, в ущерб остальным проблемам.

 

Направление работы во многом определили отдельные высказывания, наблюдения и положения, найденные в трудах Г. Франкфорта, А. Мортгата, Э. Боровского, Э. Порады, Н.Д. Флиттнер и П. Амье, которые и были развиты. И хотя по ходу исследования часто приходилось спорить с теми, кого хотелось бы считать своими учителями, пусть даже и незнакомыми, не будь их работ, невозможно было бы провести такое исследование.

(9/10)

 

Считаю своим долгом поблагодарить два коллектива, постоянно помогавших мне своими советами и неоднократно обсуждавших работу, — Отдел Востока Государственного Эрмитажа и группу древневосточной филологии Ленинградского отделения Института востоковедения Академии наук СССР.

 


 

[1] Здесь и далее цифры в квадратных скобках обозначают: первая — номер цитируемого сочинения по списку литературы, вторая, через запятую — страницу и номер рисунка или таблицы. Ссылки на рисунки и таблицы этой книги даны в круглых скобках.

 


карта на форзацах: ]

 

 

 

 

(Открыть карту в новом окне)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


 

 

С клапана суперобложки: ]

 

(Открыть фото в новом окне)

 

Вероника Константиновна Афанасьева окончила Восточный факультет Ленинградского государственного университета в 1957 г. В 1966 г. защитила кандидатскую диссертацию. В настоящее время — старший научный сотрудник Отдела Востока Гос. Эрмитажа, автор более 40 работ, изданных в нашей стране и за рубежом. Основные из них: «Литература древнего Двуречья» («История всемирной литературы», т. I, М., 1967, макет), «Искусство Двуречья» («Памятники мирового искусства», т. I, Искусство древнего Востока, М., 1968), «Архитектура Двуречья» (совместно с И.М. Дьяконовым, «Всеобщая история архитектуры», т. I, Архитектура древнего мира, М., 1970), стихотворные переводы памятников шумерской и вавилонской поэзии («Поэзия и проза древнего Востока», М., 1973). Публикуемое исследование принадлежит к числу ранних работ автора.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки