П.П. Азбелев
К вопросу о миграциях кочевников предтюркского времени в Средней и Центральной Азии
Сходство раннесредневековых материалов из Средней и Центральной Азии отмечалось неоднократно. Добавив к известным аналогиям новые и систематизировав их, можно проследить незафиксированные летописями миграции.
Погребальный обряд. Трупосожжение с помещением останков в особое вместилище, часто антропоморфное, несущее черты портретного сходства с погребенным, практиковалось в Хорезме до первых веков нашей эры, в Южной Сибири — в таштыкское время. Оссуарий в виде сидящей фигуры (Кой-Крылган-Кала) похож на ряд
(29/30)
южносибирских изваяний, связываемых с таштыкской культурой и с тюрками; при многих отличиях налицо близость изобразительного канона и стремления сохранить облик умершего для его символического участия в ритуалах. Поздние таштыкские памятники связывают с раннетюркским владением Цигу. Китайское описание тюркских похорон по набору элементов обряда сопоставимо с описанием той же церемонии у хионитов (Аммиан Марцеллин). Важное отличие — сожжение тюрками туши жертвенного коня — видимо, сяньбийско-ухуаньская традиция. Ритуальные комплексы на холме Чаш-Тепе (Хорезм, первая половина I-го тысячелетия н.э.) по некоторым признакам напоминают раннетюркские мемориалы в Монголии (вторая половина VI в.).
Предметный комплекс V-VI вв. образует в Южной Сибири культурную общность, охватывающую весь Саяно-Алтай. Её основные элементы — предметы вооружения и снаряжения всадника и коня, украшения. Этот комплекс определяет специфику государственной культуры I Тюркского каганата, но типологически восходит к западноазиатским, сармато-кушанским традициям, включая отдельные корейские типы.
Изобразительная традиция. Скульптура Халчаяна, миниатюры Орлатского могильника (Согд), раннесогдийские монеты с лучником, некоторые боспорские памятники изображают специфический доспех со стоячим воротом. Аналогии — лишь на таштыкских миниатюрах (Тепсей) и на отдельных южносибирских петроглифах. Западные изображения демонстрируют развитие этого доспеха от рубежа эр до IV-V вв., в Сибири же представлены лишь поздние формы. Колчаны и налучья специфической формы сходно показаны на орлатских и тепсейских миниатюрах, а также на Кудыргинском валуне и ряде других южносибирских петроглифов древнетюркской эпохи. Орлатское изображение схватки верблюдов идентично той же сцене на Сулекской писанице.
Названные южносибирские материалы типологически и хронологически позже своих западноазиатских аналогов. Параллели обнаруживаются в разных пластах культуры (искусство, ритуалы, вооружение, упряжь, планировка мемориалов и др.); это позволяет полагать, что около IV в. имели место миграции кочевников Согда и Хорезма в Центральную Азию.
(30/31)
Таким образом, систематизация аналогичных материалов из Западной и Центральной Азии при учете палеоэтнографических данных позволяет проследить не отмеченные летописями миграции. Эти миграции по времени и направлению совпадают с большой волной согдийской колонизации; возможно, освоение согдийцами трасс Шёлкового пути и миграция их соседей-кочевников на восток — связанные явления. Несомненно участие мигрантов в сложении прототюркского субстрата, поэтому предложенный вывод нужно рассматривать в связи с иранскими элементами древнетюркского языка, согдийским генезисом тюркской руники, согдоязычностью Бугутского памятника и фактами тюрко-согдийского сотрудничества, о которых сообщает китайская летопись. Подробное исследование вопроса о миграциях азиатских кочевников древнетюркской эпохи представляется весьма перспективным.
|