главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

С.И. Руденко. Второй Пазырыкский курган. Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 1948. С.И. Руденко

Второй Пазырыкский курган.

Результаты работ экспедиции Института истории материальной культуры Академии наук СССР в 1947 г. Предварительное сообщение.

// Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа. 1948. 64 с. + XXIX табл.

 

Общие выводы.

 

Уже из предварительного обзора материалов, добытых при раскопках Пазырыкского кургана II, ясно его огромное историко-культурное значение по богатству и редкой полноте содержащихся в нём документов.

 

Прежде всего заслуживает внимания явно монголоидный тип мужчины, в то время как до сих пор представление о физическом типе населения Алтая в рассматриваемую эпоху связывалось с типом преимущественно европеоидным.

 

Весьма важно, что обычай мумификации тел умерших, в своё время отмеченный Геродотом у скифов и открытый в аналогичном погребении на Алтае в 1927 г., получил своё подтверждение. Обычай этот, бесспорно, был связан со сложным погребальным ритуалом, требующим длительного подготовительного периода, и необходимостью предохранить на это время тело от разложения. Обычай этот практиковался только в отношении верхнего слоя общества, родовой знати. В обычных рядовых погребениях трепанированные черепа крайне редки.

 

Структура кургана, устройство погребальной камеры, колода-саркофаг в основном мало отличаются от известных по ранее раскопанным подобным же алтайским курганам, что указывает на установившуюся и детально разработанную систему захоронения в этих домах мёртвых, в какой-то мере подобных домам живых.

 

Не вдаваясь в детали, можно сказать, что это, в основном, скотоводческое население, скотоводческое уже по условиям окружающей его физикогеографической среды и по стадии культурного развития, имело уже прочную осёдлость, умело хорошо строить прочные бревенчатые дома. В состав их стад входили прежде всего лошади, затем овцы, наконец, крупный рогатый скот, в том числе як. Скотоводческое хозяйство требовало известной подвижности, поэтому у них должны были быть отдельные зимники и летники, а возможно осенники и весенники.

 

При табунном, в основном, хозяйстве, с круглогодовым пребыванием скота на подножном корму, чему не препятствовала физико-географическая обстановка, часть скота содержалась в стойлах. Так это было установлено

(56/57)

для лошадей из кургана I В.О. Виттом, так оно должно было быть и для тех тонкорунных овец, шерсть — точнее пух — которых использовался для изготовления тонкого фетра и шерстяных тканей.

 

Судя по многочисленным и нередко вполне реалистическим изображениям петухов, несомненно, разводились куры, но мы не знаем, имели ли они какое-либо хозяйственное значение или их держали только из-за петухов, своим криком во мраке отгоняющих злых духов.

 

Животная пища, мясо и молочные продукты были основой питания. Это следует из остатков мяса, которое клалось в могилу с умершими, и запасов сыра.

 

К сезонным перекочовкам был приспособлен домашний скарб: столики со съёмными крышками, подвесные сосуды, всевозможные сумы.

 

Хозяйственная утварь, в основном типичная кочевническая, в известной мере общескифского облика: сосуды со сферическим дном, кошели и сумы из кожи и меха. К тому же, тяжёлые глиняные сосуды свидетельствуют об известной осёдлости. Пазырыкские глиняные кувшины оригинальной и изящной формы в своём распространении ограничивались, повидимому, территорией собственно Алтая.

 

Одежда, особенно мужская, нам ещё недостаточно известна. Из головных уборов мы знаем пока только островерхие войлочные шапки, подобные шапкам на головах саков в барельефах Персеполя, или головные повязки, типа диадем, которые носились, повидимому, и мужчинами и женщинами. Верхней одеждой обоих полов, по крайней мере у знати, были широкие меховые плащи с длинными декоративными рукавами типа древне-персидских кандис, длинные и короткие, последние со специальным нагрудником. Кожаная обувь мягкая, короткая, без подмёток, короткие войлочные, фетровые, чулки. В погребениях знатных лиц, таких, как наше или Катандинское, одежда, разумеется, — богатая, дорогая, потребовавшая огромной затраты труда и времени на её изготовление. В качестве материала использовались меха соболя, выдры, белки, леопарда, жеребка и другие.

 

Из туалетных принадлежностей, кроме гребня, особо должно быть отмечено уникальное серебряное зеркало, типа, впервые найденного на Алтае.

 

Техника обработки различных материалов стояла очень высоко. Только глиняные кувшины изготовлялись без гончарного круга и обжигались прямо на костре.

 

Обработка дерева была совершенна. Помимо отличной разделки брёвен и плах, несмотря на отсутствие пилы, и тщательную пригонку их в строительном деле, из цельного дерева выделывались и изящные мелкие сосуды и совершенной формы саркофаги-колоды. Был известен токарный станок, а техника художественной резьбы по дереву была превосходна.

 

Столь же совершенна и техника резьбы по рогу.

 

Особо высоко стояла техника выделки кож и меха. Кожа по сортам ещё не изучена, но и сейчас уже можно сказать, что выделывалась и мягкая замша, и тонкие и толстые дублёные кожи различных сортов и качеств.

(57/58)

Замечательно, что толстая кожа, наравне с деревом и рогом, служила материалом для художественной резьбы. Меха выделывались преимущественно из шкур диких животных и лошадей.

 

Шкуры домашних животных шли, главным образом, на выделку кож, а овечья шерсть на выделку войлока, фетра и тканей. Толстый войлок встречается и чёрный, и белый, тонкий же фетр — только белый или окрашенный в различные яркие цвета, скатанный из овечьего пуха, руна несьма тонкорунных овец.

 

Для шитья иногда применялся конский волос. Редко шили и шерстяными нитками, главным образом — фетровые апликации. Исключительно широко для шитья пользовались нитками сухожильными. Такими нитками шилась и одежда, и обувь; ими нашивались все кожаные узорные апликации, ими же сшивались и шерстяные ткани. Насколько тонки были сухожильные нитки и соответственно им иглы, можно судить по тому, что при расшивке меховой одежды и нашивке кожаных узорных апликации на один сантиметр шва в среднем приходится 15-16 стежков.

 

Тканей было немного, и они, видимо, очень ценились. Тем не менее, теперь мы знаем уже не менее семи сортов различных тканей, среди которых только одна — из растительных волокон (кендыр), все же остальные — из очень тонкой шерсти. Поражает разнообразие тканей: тип полотна, саржи или диагонали, бархата или ковра, псевдо-гобелена, наконец, плетёные кружева двух сортов. Ткани — одноцветные и многоцветные. Всё это свидетельствует о наличии весьма высокой техники местного ткацкого производства и плетения из местного сырья.

 

Ткани и фетр окрашивались. Кроме минеральных красок, жёлтой и красной охры, им была известна киноварь, краситель типа индиго, пурпурин и ализарин.

 

Не менее высоко стояла и техника обработки металлов. Литые удила только бронзовые; удила железные и нож с золотой насечкой — кованые. Очень много пластинчатых, медных, штампованых изделий, преимущественно художественных. Особенно совершенна техника отливки вещей серебряных, с последующей их чеканкой, и ювелирных золотых, с перегородчатой эмалью. Очень тонко плющилось золото и, особенно, олово, шедшие на различные украшения.

 

Стеклянных бус и бисера мало, их, возможно, делать не умели и получали извне. Но этот редкий и, вероятно, дорогой материал нашел свои оригинальные заменители: естественные кристаллы пирита, вместо бус, и обмотка сухожильных нитей узкими пластинками олова — вместо бисера.

 

На очень высоком уровне стояло и весьма ценилось искусство.

 

Нами впервые найдены музыкальные инструменты, ударный и струнные типа лютни, и притом, повидимому, — многострунные, что указывает на относительно высокую ступень развития музыкальной культуры данного племени. Искусство изобразительное в данном памятнике представлено в таких разнообразных видах и формах его проявления, как ни в одном из ранее исследованных курганов.

(58/59)

 

Особый звериный стиль, присущий скифскому искусству, получил широкую известность. Не менее ярко выражен и скифо-сибирский звериный стиль, каким мы его знаем по знаменитому Эрмитажному собранию «сибирского золота» и по раскопкам алтайских курганов. Установилось мнение, будто бы стиль этот выработался в резьбе по рогу и отчасти по дереву. Раскопка Пазырыкского кургана I показала преимущественную перед рогом роль дерева в выработке этого стиля.

 

Вырезанные из кожи силуэтные изображения и войлочные (фетровые) апликации показывают, что стиль этот может жить и развиваться независимо от характера материала. Раскопки последнего кургана показали, сколь широко могла применяться резьба и по коже. Кроме того, они дали нам массу замечательных образцов кожаных узорчатых апликации по замше.

 

Наконец, исключительное преобладание звериных мотивов, доныне известных не только в искусстве скифов европейских, но и азиатских, привело к тому, что понятие «звериный стиль» и скифское искусство стали синонимами.

 

Раскопки Пазырыкского кургана II показали, что это не совсем правильно. Теперь мы знаем, что наряду с вещами, украшенными в особом «зверином стиле», бытовали и более реалистические воспроизведения животных и вещи, орнаментальные мотивы которых — растительного происхождения или геометрические. Растительные мотивы орнаментации встречаются преимущественно на сумках, кошелях, одежде и обуви, в бордюрных войлочных и кожаных апликациях, на инструментах, а геометрические, главным образом, в тканях. К этому следует добавить, что подбор вещей, на которых встречаются растительные и геометрические мотивы украшений, многочисленный и разнообразный.

 

Раскопки данного кургана ещё раз подтвердили, что на Алтае в скифскую эпоху мы имеем культуру и достаточно самобытную, хотя и являющуюся только частью многообразной скифской культуры, и очень богатую. Культура эта, между тем, не была замкнута в самой себе, а была взаимно связана с другими передовыми культурами того времени и, в первую очередь, — Передней Азии.

 

Воздерживаясь пока от более определённой датировки больших курганов с каменной наброской на Алтае, полагаю, что они, в частности Пазырыкская группа, относится к V-IV вв. до н.э., ко времени господства Ахеменидов в Персии. В них нет ничего, что свидетельствовало бы о культурных связях с Китаем или Грецией времени великой империи Александра. Напротив, культурные связи с ахеменидской Персией неоспоримы, а более ранние переднеазиатские — более чем вероятны.

 

Известно, что в 612 г. до н.э. скифы, если не алтайские, то проживавшие к югу от них саки, вместе с мидянами и вавилонянами, участвовали в походе на Ниневию, а в 610 г. вместе с вавилонянами двинулись на Харрар. [62] Проникновение с востока в Переднюю Азию кочевых племён было, повидимому, и позднее явлением не редким, о чем свидетельствует накширустемская надпись Дария I, где троекратно упоминаются скифы-саки.

(59/60)

При Дарии, а возможно и раньше, персам удалось подчинить часть восточных скифо-сакских племён. По Геродоту, саки входили в состав XV сатрапии и были обложены данью. С другой стороны, в VI и V вв. скифы входили в состав персидского войска и неоднократно принимали участие в их походах на запад.

 

Многие предметы, открытые при раскопках в Закавказье на Кармир-блуре, как это отмечает Б.Б. Пиотровский, [63] отражают связи со скифским искусством, но много южнее — в районе Кархемиша, Персеполе и даже в Египте — встречаются явно скифские мотивы свернувшегося в кольцо зверя. [64] В данном случае нас более интересуют переднеазиатские элементы в культуре алтайских скифов, и они, несомненно, налицо и в первую очередь проявляются в мотивах искусства. К последним прежде всего относятся такие фантастические звери, как грифоны, в частности чисто персидские рогатые львиные грифоны. Далее — борющиеся звери в той древней месопотамской геральдической композиции, которая ещё в конце VII в. и в начале VI в. проникла к причерноморским скифам и представлена у нас прекрасными образцами. Наконец, мотивы лотоса и пальметки в деталях воспроизводят хорошо известные переднеазиатские образцы и в дальнейшем самостоятельно разрабатываются.

 

Особого внимания заслуживает специальный приём условного воспроизведения форм тела и мускулатуры животных «точками», «запятыми» и «полуподковками», хорошо известными по кафельным фризам Суз.

 

Но не только в искусстве, предметах домашнего обихода, в низких столиках на львиных или точёных ножках, в покрое одежды, в ювелирных изделиях мы находим много общего между народами, казалось бы столь удалёнными географически друг от друга. Проникновение на Алтай субтропического культурного эфирно-масляничного растения кориандра, использование для одежды и других изделий шкуры леопарда или гепарда — результат тех же культурных связей с югом.

 

Таким образом, вскрываемая нам древняя культура Алтая скифского времени, яркая и полнокровная, не была изолированной, а жила общей жизнью с родственным ей общескифским культурным миром, во взаимосвязи с передовыми странами того времени и, в первую очередь, с Передней Азией.

 

 

 

 

 

 

 

 

 


(/61)

Примечания.   ^

 

(61/62/63)

 

[62] Подробнее см.: Б.Б. Пиотровский. История и культура Урарту. 1944, глава «Скифы в Передней Азии».

[63] Там же, стр. 323 и 324.

[64] Herzfeld, ук.соч., 1941, стр. 265, рис. 367, табл. 84.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги